Начало тут.
***
Песню "Вставай, страна огромная" я услышала по радио ещё в Харькове.
Она меня потрясла, взволновала необыкновенно.
И эти чувства, ощущения от песни были всю жизнь- и в годы войны, и до сих пор, когда её слышу.
Настал день, когда мы собрались отъезжать из Харькова.
Из Киева в помощь приехал мамин брат Герман.
В мае 41го ему исполнилось 18 лет.
Вот сейчас даже 20летних (слышала по радио в новостях) часто называют подростками.
Меня это всегда удивляет.
Герман был взрослым человеком.
Мама собрала чемодан.
Мне дала свой студенческий чемоданчик.
В него я сложила любимые книжки, игрушки, а больших кукол посадила в плетёную кошёлочку, с которой любила ходить с мамой на рынок.
Герман сразу сказал, что в один чемодан входит мало вещей, а мы врядли скоро вернёмся домой.
что надо взять побольше одежды, обуви, белья, зимние и демисезонные вещи, постель и всякие ценные предметы.
В результате получилось три чемодана и большой узел, где внутрь постельного белья положили патефон и самовар, что-то ещё ценное.
Когда пришёл грузовик, в котором уже были семьи папиных сослуживцев, мы так обрадовались, что я забыла свой чемоданчик и кошёлку с игрушками.
Поезд,в котором мы отправлялись на восток, был составлен из каких-то разномастных вагонов.
Я это заметила, мы нередко ездили в Киев и тогда составы были из красивых вагонов.
Уезжали женщины и дети, ими был заполнен перрон, только с нами в вагоне был мамин брат.
Может быть, были ещё юноши, но я не заметила.
Только в поезде я увидела, что игрушки забыты, стала безутешно рыдать, сестрёнки меня поддержали.
Проезжали через поля, уже золотистые.
Взрослые восхищались, какие хлеба.
А я удивлённо сказала, что не вижу хлеба, где же караваи ?
Я представляла, что караваи растут как арбузы.
Надо мной посмеялись.
Довольно скоро радостное возбуждение прошло, было тесно, мы стали плакать, особенно младшие сестрёнки, которые просились в свои кроватки.
Я в том возрасте не знала месяцы, годы, предполагаю, что эвакуировались мы в августе.
Только мы уснули, как нас стали выносить из вагона мама и Герман.
Поезд остановился, потому что налетели немецкие самолёты.
Все пассажиры спрятались в придорожных лесопосадках.
Как только они улетели, все вернулись опять в поезд.
Весь потолок был в дырках от пуль.
Пошёл дождь, на полу лужи, вещи стали поднимать на полки.
Поезд снова пошёл, мы уснули, а проснулись потому что нас снова тащили в придорожные лесопосадки, налетели фашисты.
В этот раз они не расстреливали состав, а бомбили.
Паровоз превратился в груду железа.
Шёл дождь.
Состав был вблизи какой-то железнодорожной станции.
Слышу, что взрослые говорят- не доехали до Воронежа.
Через некоторое время появились подводы из какого-то села и предлагали ехать туда всем желающим.
Мама с Германом и ещё две женщины с детьми стали рассуждать, зачем ехать в какое-то неизвестное село, ведь мы должны добраться до Звенигова (под Казанью) и ждать там вестей от бабули и папы, куда нам двигаться дальше.
Объявили вознице, что мы возвращаемся на станцию.
Попутчицы тоже расхотели ехать в село.
На небольшой станции мы стали ждать, когда Герман найдёт состав, куда можно сесть.
Такой состав нашёлся - вагоны с углем.
Разместились в одном из таких поверх угля, мама и Герман расстелили ковёр, который был верхним слоем узла.
К нам присоединились две женщины с детьми.
Угольный состав двигался медленно, стоял у небольших станций.
Герман успевал принести воду и продукты не только нам, но и попутчицам.
Потом оказалось, что уголь везут в сторону то ли Сталинграда, то ли Саратова.
Все покинули этот состав, а Герман стал искать такой, чтобы шёл на северо-восток.
Пока мы ехали, я не видела ни одного пассажирского поезда.
Наконец, сели в очередной товарняк.
На двух платформах протянулась огромная серая труба.
Мы и попутчицы с детьми забрались туда.
Когда состав двинулся, стало холодно в этой трубе, даже пристроенный для защиты ковёр не спасал.
На одной из платформ стояла новенькая дрезина.
Мы перебрались туда, так обрадовались.
Мама уложила нас поспать на сиденья.
Но через какое-то время пришёл человек, видимо, начальник состава и выгнал нас из дрезины.
Мы устроились рядом с танком на соседней платформе.
На одной из стоянок Герман пошёл за продуктами, а состав тронулся.
На такой случай с мамой у него была договорённость, что на первой же большой станции мама с нами сойдёт, устроится на видном месте и будет его ждать.
Такой станцией оказалась Пенза.
Я уже знала буквы и прочитала название на вокзале.
Маме кто-то помог перетащить три чемодана, узел, а мы держались за мамину юбку.
Таким видным местом, где должен был нас найти Герман, была привокзальная площадь.
Мама составила чемоданы и узел горкой, посадила нас сверху и сказала, что будет недалеко, чтобы не плакали и ждали её и Германа.
Мне показалось, что мы сидим бесконечно долго, что теперь потерялась и наша мама.
Я стала плакать, меня поддержали сёстры.
Тут подошёл милиционер и спросил, где наша мама.
Я сказала, что пошла искать нашего дядю, который отстал от поезда.
Через какое-то время подошла мама, милиционер сказал, что нельзя нам располагаться посреди площади.
Мама что-то объясняла ему.
Тут появился наш Герман.
Мы перебрались в сквер, а он опять пошёл узнавать насчёт хоть какого-то поезда.
Нашёл товарный, который шёл в Казань.
Мы так устали, что проспали до Казани, мама устроила из чемоданов и узла подобие кровати.
В Пензе было очень много народу на вокзале, а в Казани оказалось ещё больше.
С железнодорожного вокзала перебрались на речной, там сели на речной трамвай и вечером оказались в Звенигове.
Наверное, был сентябрь, потому что наши старшие троюродные уже ходили в школу.
Мы остановились в доме маминой бабушки и тёти, мл.бабулиной сестры, в ожидании вестей, куда нам двигаться дальше.
Пришло письмо от бабули, наверное, через месяц, что состав киевских энергетиков прибыл в Челябинск, и они строят дальше ТЭЦ, которая была начата ещё до войны.
Пароходом доплыли до Ульяновска, оттуда поездом в Челябинск.
В Челябинске было очень холодно, услышала слово "октябрь".
Дедуле дали комнату 12 кв.м, в двухэтажном доме, восьмиквартирном, где все квартиры были трёхкомнатные с печным отоплением.
Местных жителей уплотнили эвакуированными.
Таких домов было немного.
Вокруг быстро настроили бараки.
Челябинск стал городом, где половина жилья были бараки, эвакуированных было больше чем местных жителей.
Хотя в 30е годы здесь были построены крупные заводы : металлургический, тракторный, моторостроительный.
У этих заводов были свои городки из больших домов, больницы, дома культуры, школы, магазины.
Когда мы приехали, я этого не знала, но из окна нашего дома видела вереницы танков по Копейскому шоссе.
Наверное, их испытывали.
В 1942 году я впервые увидела фильм "Она защищает Родину"
Фильм меня очень взволновал, я плакала, вспоминая, как мы эвакуировались.
Фильм видела несколько раз.
Тогда, летом 41го, у меня не было страха, рядом были мама и Герман.
Позднее и до сих пор, когда я смотрю документальные фильмы, хорошие художественные о начале войны, я очень волнуюсь, постфактум переживаю какой-то страх.
Говорила со своими подругами, которые пережили эвакуацию или блокаду Ленинграда.
Оказалось, что такие же чувства испытывают и они.
Мы, дети войны, оказывается, ушиблены ею на всю жизнь, где-то в глубинах памяти, хотя и не думаем об этом постоянно.
Продолжение следует
---
Моей маме сейчас 82 года.
Когда происходили описанные выше события, ей было шесть лет
Journal information